— Какой он красивый, — подумала Эстер, покраснев. Хаим опустился рядом. Усадив ее к себе на колени, он тихо спросил: "Поняла, зачем искал?"
— Кажется, да, — девушка подставила ему губы. Он распустил жене волосы, и, целуя нежную шею, белые плечи, усмехнулся: "А теперь?"
— О да, — томно сказала Эстер. "Да, Хаим! Прямо здесь? — она улыбнулась. "Я потерплю, — пообещал ей муж, — но недолго. Пошли, — Хаим поднял ее на руки и вынес из воды.
— Как…, в раю, — шепнула ему Эстер, когда он опускал ее на землю. "Так не бывает…"
— Бывает, — он застонал, и, прижимая ее к себе, целуя чуть дрожащие веки, добавил: "Теперь так будет всегда, любовь моя".
Эстер закричала, вырывая нежными пальцами траву. Хаим еще успел подумать: "Господи, спасибо тебе".
Они лежали, тяжело дыша, обнимая друг друга. Девушка грустно сказала: "Жалко, что уезжать надо".
— На Хануку, — он погладил жену по спине, — я приеду, и сразу отведу тебя в спальню. Не выпущу оттуда дня три, по меньшей мере. Иди сюда, — он перевернулся на спину и застыл.
— На Хануку я уже, наверное, носить буду, — зардевшись, подумала Эстер. Увидев глаза мужа, она спросила: "Что такое?"
— Надо одеться и немедленно уезжать отсюда, — Хаим потянулся и снял с куста обрывок бахромы. "Тут были индейцы, ночью. Быстро, — он поцеловал жену и помог ей подняться. "Чтобы и духу нашего тут не было".
— Но они, же ушли, — недоуменно сказала Эстер, оглядываясь.
— Просто делай, как я говорю, — Хаим подтолкнул ее к двери, и еще раз повторил: "Быстро".
Дэниел замер. Оглядываясь, он подумал: "Правильно меня отец учил — в лесу нельзя шуметь. Отец…, - он поморщился, вспомнив запах табака, и его веселый голос: "Отлично стреляешь, малыш, не зря я тебе в три года пистолет подарил".
Они стояли на берегу небольшого ручья. Натаниэль тихо спросил сзади: "Капитан, а почему они уходят? И Кинтейла мы так и не увидели".
— Не знаю, — Дэниел пожал плечами. "Но этой тысячи индейцев у Бергойна не будет, поверь мне. А Кинтейл, — он усмехнулся, — мы же с тобой во все вигвамы не заглядывали. Может, он вообще в ставке. Пошли, — он кивнул головой, — нам надо быстрее добраться до лагеря, обрадовать генерала Арнольда".
Они перебрались через поток, ступая по мокрым камням. Дэниел, подняв голову вверх, рассматривая утренний, почти беззвучный лес, вздохнул: "Где же Мирьям? Может быть, погибла? Как ее здесь найдешь, да и где искать? Жить дальше, вот и все. Как получится".
— Поохотиться бы, — бормотал себе под нос сержант Фримен. "Тут олени, индейки, рыбы — хоть руками лови, а у нас одна солонина и каша кукурузная. Хоть ром дают, пусть и разбавленный. После войны, капитан, когда я постоялый двор открою…"
— Тише, — шикнул на него Дэниел. "После войны я сам приеду и проверю, — что там у тебя за бургундское в погребе будет. А пока еще война не закончилась, так, что смотри по сторонам".
Они шли по узкой, еле заметной тропе, вокруг был высокий кустарник. Дэниел усмехнулся: "Вот сейчас выберемся к источнику — а там капитан Горовиц с женой. Неудобно получится. Хотя нет, они еще спят, наверное. Я бы спал, — он вспомнил берег реки в Филадельфии, ее горячие, ласковые губы. Встряхнув головой, Дэниел велел сержанту: "И не топай так".
— Да тут нет никого, — обиженно заметил Фримен. Из-под их ног выпорхнула какая-то птица. Дэниел услышал приглушенные голоса, — где-то вдалеке, впереди них.
Кинтейл зашел в открытую дверь избушки. Принюхавшись, подняв пересеченную шрамом губу, он обернулся к индейцам: "Белые уже сбежали, братья".
Он посмотрел на разбросанные простыни. Наклонившись, Кинтейл вдохнул свежий, чуть металлический запах крови: "Еще можно догнать, дорога тут одна. Нет, рисковать не стоит, патриоты рядом, в десяти милях".
— Ладно, — Кинтейл снял с плеча мушкет и подогнал индейцев: "Спасибо вам, братья, но их мы отпустим. Я не хочу, чтобы из-за какой-то белой шлюхи проливалась кровь благородных воинов".
— Ты всегда сможешь взять жену из наших племен, Менева, — заметил один из индейцев, отпив из кувшина. "Любой отец будет рад отдать дочь такому вождю".
— Зачем мне скво, — усмехнулся Кинтейл. "Ладно, может быть, еще попадется по дороге ферма, хотя вряд ли, конечно. Надо было эту Джейн Мак-Кри не отдавать индейцам, а себе оставить, летом, но нет — они меня после этого еще больше стали уважать — вождь подарил им белую".
Он вспомнил отчаянный, нечеловеческий крик стоявшей на коленях, связанной девушки, и индейца, что, сев на ее плечи, собрав в кулак светлые волосы — орудовал ножом. "Зарыть надо было ее, вот что, — хмуро подумал Кинтейл, — а не вешать на дерево, выпотрошенную, со снятым скальпом. Хотя мне теперь какая разница — Бергойну я больше не подчиняюсь. Я теперь вообще никому не подчиняюсь".
Кинтейл взял у индейца кувшин, и, поднеся его к губам — выронил черепки на пол. Один из воинов, коротко вскрикнув, повалился вперед — из разорванного пулей горла хлестала кровь.
— Руки вверх, ваша светлость, — спокойно сказал русоволосый, высокий юноша, в грязной холщовой куртке, что стоял на пороге избушки. "Иначе я стреляю".
— Тот юнец, — Кинтейл незаметным движением потянулся за пистолетом. "Сын мистера Дэвида. Я же читал, он какой-то герой у патриотов. Капитан Вулф".
— Стой, Менева, — не разжимая губ, шепнул индеец рядом. "Скальп лучше снимать с живого".
Прогремел мушкет, снаружи раздался отчаянный крик. Дэниел горько подумал: "Я же его оставил у окна и велел не высовываться. Ну что же ты так, Нат?"
Он выстрелил, не целясь, несколько раз. Успев увидеть, как Кинтейл медленно оседает на пол, как падает рядом с ним индеец, Дэниел рванулся на крыльцо.
Нат полусидел на траве. Дэниел, опустившись на колени, взвалил его на плечи: "Потерпи. Капитан Горовиц с женой не успели далеко уехать. Потерпи, Нат, миленький мой".
— В ребра, — услышал он шепот. Потом Нат потерял сознание, и Дэниел, выбираясь сквозь кусты на дорогу, сказал себе: "Он легкий. Он же изящный, как девушка. Я его донесу, обязательно. Нат, ты только не умирай, нам еще тебя женить надо, надо миссис Бетси освободить — не умирай, пожалуйста".
Дэниел вышел на лесную, пересеченную корнями сосен, устланную сухими иглами дорогу, и увидел в отдалении двух всадников.
— Это Дэниел и Фримен, — Хаим развернул коня. "Сержант ранен". Эстер, ни говоря, ни слова, последовала за ним. Хаим спешился. Скинув куртку, оставшись в одной рубашке, он осторожно положил Натаниэля на землю.
— Черт, — подумал он, — ничего с собой нет. Пуля под ребрами, кровотечение вроде несильное, но надо его на стол, медлить нечего.